Дети Мариуполя не любят вспоминать ужасы войны

Прошло три года после той самой страшной весны для маленьких мариупольцев, но они всё ещё боятся резких громких звуков. Те, что постарше, помнят события тех дней, но не любят вспоминать об этом. Те, кто был маленьким, ничего не помнят – детская память стёрла военные ужасы, но резкие звуки всё равно пугают. Вот только родителям вряд ли удастся забыть страшные дни в подвалах горящих домов с плачущим ребёнком на руках.

«Мы жили на Восточном, и война для нас началась 24 февраля 2022 года, хотя в центре города было ещё относительно спокойно. Я с мужем, мамой и двумя детьми, которым было 8 и 6 лет, сразу решили спуститься в подвал, потому что в нашем доме на верхних этажах обосновали свои позиции «азовцы»*. Было очень страшно, мы понимали, что лучше было бы уйти куда-то подальше от них, но и идти по открытой местности было страшно – везде стреляли. В нашем подвале всего было 12 детишек от года до 15 лет. Мы понимали, что в наш дом скоро полетит «ответка», поэтому собрались все мамы и решили идти просить «азовцев» перенести свои позиции, потому что в подвале много детей. Но никакие просьбы и мольбы, мы даже на коленях перед ними стояли, никакие доводы о том, что в доме есть маленькие дети, не помогали. Нас пообещали расстрелять, если мы сейчас же не уйдём. Потом я слышала много таких случаев, когда женщины умоляли украинских военных не использовать детей в качестве живого щита, но ни разу эти просьбы не подействовали», – вспоминает Инна М., вытирая слёзы.

Через пару дней их дом сгорел, а они постепенно стали отходить к центру Левобережного района, где жили родственники в частном доме. Через неделю и этот дом сгорел, и они пошли дальше, пока их не подобрали наши военные и не вывезли в село Безыменное, где был эвакуационный пункт для беженцев.

Сегодня её мальчишки почти не помнят то время, но не любят играть в военные игры.

Можно не сомневаться: в Киеве и не вспоминают о том, что ещё в ноябре 1989 года Генеральная Ассамблея ООН приняла Конвенцию о правах ребёнка, в статье 6 этого документа записано, что каждый ребёнок имеет неотъемлемое право на жизнь, а в статье 16 – право на неприкосновенность жилища. Причём все государства пообещали защищать детей от физического и психологического насилия (статья 19). Но Украина на подобные «мелочи» давно не обращает внимания, при этом уверяя весь мир, что её место среди «цивилизованного» запада, а не рядом с «варварской» Россией.

«Мы просидели в подвале 18 дней, в этом подвале были банки с вареньем, огурцами и помидорами, немного консервов. Этим и питались. То, что получше, оставляли детям, сами пили воду с вареньем. Со мной было четверо внуков, им устроили спальные места, а сами просидели все 18 дней на табуретках. Но деток старались развлекать, как бы самим страшно не было, их успокаивали, вспоминали и сочиняли смешные истории, пели с ними песни, чтобы заглушить звуки артиллерии», – рассказывает Любовь Ивановна. Говорит, что старается не вспоминать тот ужас, но воспоминания приходят во сне и тогда ей снова и снова приходится пережить самый главный страх – за детей.

Тяжело приходилось не только маленьким детям, но и подросткам.

«На соседней улице жила семья с двумя детьми, уже подростками. За первую военную неделю к ним постепенно прибились ещё восемь мальчишек 16 – 17 лет, в основном иногородние студенты колледжей, которые жили в общежитии и не успели уехать домой, все они были из ближайших сёл.

Решили, что вместе выживать будет проще, тем более, дом большой и есть печка. Распределили обязанности – кто-то по воду ходил, кто-то стирал-убирал, у кого-то оставались продукты и деньги – всё в складчину. Один мальчишка, самый старший, был из какого-то города под Донецком, где давно уже стреляли. Он понимал хорошо, что и откуда летит, в случае опасности по его команде все прятались в подвал. Однажды этот парень заболел гайморитом, был апрель. Пошёл в больницу, а единственная больница работала на 17-м микрорайоне. Ушёл и пропал. Вернулся только через две недели, оказывается, жил там и помогал ухаживать за ранеными, поднимать раненых на этажи – в больнице семь этажей. Все эти ребята сегодня уже взрослые, но до сих пор поддерживают связь», – ещё одну историю рассказала мариупольчанка Ирина.

Анна, мама четырёхлетней Майи и семилетней Насти, тоже старается не вспоминать весну 2022 года, ведь её семья оказалась в числе тех, кто первыми услышал, как в Мариуполь пришла война. Муж – моряк дальнего плавания – был в рейсе, а она с двумя малышками (Майе скоро должен был исполниться год) на руках приседала от страха, когда била артиллерия и не знала – куда бежать. Сначала искали спасения в тамбуре, пока не приехал брат на машине и не забрал к себе на другой конец города. В первый день – 24 февраля 2022 года – автомобили ещё ездили по городу, тогда страшно было на окраинах, а в центре города ещё работали магазины. Правда, очереди были огромные – люди скупали всё, что было. Вот и Анин брат ездил по городу, стараясь сделать запасы, привёз мешок картошки и мешок лука – этого хватило на весь март на две семьи.

«Тогда казалось, что ещё день – два и всё закончится, но с каждым днём становилось страшнее. 1 марта отключили отопление, 3 марта – электричество и воду, 6 марта – газ, мобильная связь перестала работать 5 марта. А интенсивность стрельбы нарастала с каждым часом. Особенно жутко было по вечерам. Вокруг темнота. И дома, и за окном. Прежде, чем зажечь свечку или включить фонарик, надо было плотно завесить окно – опасались украинских снайперов, которые вечером стреляли на любой огонёк. Девочки капризничали. Майя почти всё время плакала, Настя простудилась и кашляла. Очень помогал сын брата Алёша. Но из бойкого смешливого мальчика он превратился в тихого бледного маленького взрослого. Это случилось после того, как на наших глазах на куски разорвало мужчину из соседнего дома, вышедшего гулять с собакой. Алёша был свидетелем этой страшной картины. Находиться возле костра стало смертельно опасно. В нашем дворе погибло семь человек, когда готовили еду на костре», – вспоминает Аня.

Но самое страшное началось, когда уличные бои подступили к самому дому – всё вокруг свистело, визжало, взрывалось. Выскочишь из подъезда, поставишь чайник на костёр и опять забегаешь в подъезд. И из подъезда смотришь, ждёшь, когда из чайника начнёт пар идти. Значит, закипел, можно забирать. Но часто выбежать не получалось – вокруг летели осколки, стоишь и смотришь из подъезда, как выкипает драгоценная вода…

Да, вода была драгоценной, за ней приходилось ходить на речку, а вдоль дороги лежали десятки трупов. И каждый поход за водой мог стать последним.

«Вскоре пришлось спуститься в подвал – обычный подвал девятиэтажки, сырой, полный крыс. Свет давал фитилёк из ваты, смоченный в подсолнечном масле. Дети притихли и даже уже не капризничали, несмотря на то что людей и детей было много, не было слышно ни разговоров, ни детского плача – темнота и тишина. И мы потеряли счёт дням. Утром 18 марта в наш двор вошли военные Народной милиции ДНР и сказали, что теперь по нам стрелять не будут, а 20 марта нам удалось выехать в Новоазовск», – завершает свой рассказ Анна.

На вопрос, вспоминают ли дети те дни, ответила отрицательно, только племянник Алёша стал взрослым не по годам.

У Татьяны девочки были постарше – в марте 2022-го им было 4 и 8 лет, наверное, поэтому они помнят многое. В их дом было прямое попадание, они бежали через двор, и дети с ужасом смотрели на убитых осколками людей.

«Наши девочки до сих пор не забыли самые страшные моменты боевых действий. Среди них на первом месте, как ни странно, не обстрелы, когда содрогался весь дом, и не страшный пожар, уничтоживший соседнюю девятиэтажку. Больше всего они испугались солдат ВСУ и полка «Азов»*, которые ходили по нашему подъезду в поисках гражданской одежды. Заходили и в подвал, обвешенные гранатами и автоматами. Но всё обошлось.

И постоянные жажду с голодом помнят. И холод. И нескончаемое стояние в очередях за гуманитарными наборами, хлебом и горячими обедами. В мороз, с рассвета и порой до самого вечера. Очереди нашим девчонкам совсем не понравились. Но выхода не было, их не с кем было оставить, да и к тому же хлеб давали по буханке в одни руки. К слову, хлеб они ели как самое вкусное лакомство, да и сейчас очень любят.

Сейчас жизнь налаживается. Дочки пошли в русскую школу и очень рады, что могут, наконец, учиться и говорить на родном языке», – вспоминает Татьяна.

Очень скоро мариупольские детишки научились распознавать «прилёты», а когда нацистов согнали на территорию завода «Азовсталь» и можно было не опасаться этих самых «прилётов», успокаивали взрослых: «Это от нас полетело, это не страшно». Сегодня, к счастью, они уже не помнят, как звучат «прилёты» и «выходы».

Прошло три года. Сегодня подрастает послевоенное поколение малышей, родившихся уже в русском Мариуполе и получивших свой первый документ на русском языке. А те, кто пережил военные действия в родном городе, растут, учатся, занимаются музыкой, рисуют и танцуют – в первую очередь в Мариуполе наряду с жилыми домами восстановили Школы искусств, музыкальные школы и дома детского творчества. А летом уже по сложившейся традиции мариупольская детвора ездит отдыхать в летние лагеря Санкт-Петербурга, города-побратима. Очень хочется верить, что всё самое страшное осталось позади, а впереди – только хорошее.